Приятные воспоминания - Страница 31

— Но эта юбка, — пробормотала Дин, все еще не пришедшая в себя от шока, — она не слишком короткая для девочки одиннадцати лет?

— В самый раз, — отрезал Виктор. — Это те юбки, которые ты покупала для нее, были слишком длинными.

— А эта рубашка поверх футболки… По-моему, это совершенно безвкусно.

— По-твоему? — натужно рассмеялся Виктор. — О вкусе пытается рассуждать женщина, которая плюхается за накрытый стол в рабочем комбинезоне?

— Я так устаю, что у меня нет сил переодеться.

— Не оправдывайся, я устаю не меньше, чем ты. И, между прочим, многое успеваю.

— Это не повод меня оскорблять! — окончательно разозлилась Дин.

— А я и не оскорбляю. На правду не обижаются. Если тебе наплевать на свой внешний вид — ради бога. Только не смей читать нотации нашей дочери. Она будет выглядеть хорошо, а не брать пример со своей неопрятной мамаши.

«Нашей дочери»?! Дин с трудом удержалась от того, чтобы рассказать Виктору, что к ее детям он не имеет ни малейшего отношения. Пришлось ограничиться полным ненависти взглядом. Хотя и его Виктор научился выдерживать.

Дин уже пожалела, что решила заехать домой в перерыве между клиентами. Здесь, похоже, она уже совершенно не нужна. Ее место занял чужой человек, с которым ее дети умудряются ладить лучше, чем с ней. Даже вечно сонную бабулю Джесс, и ту Виктор умудрился расшевелить.

«Жутко обаятельный», вспомнила Дин слова Норы Райли. Знала бы подруга, что обаяние этого типа натворило с ее семьей.

10

Виктор и Дин не разговаривали друг с другом вот уже несколько дней, передавая то, что нужно было, через детей. Ни Мэгги, ни Дэна такое положение вещей совершенно не радовало. Но что они могли поделать? Их мать была слишком упрямой, чтобы сделать первый шаг, а Виктор сказал, что они с мамой взрослые, и сами разберутся в своих проблемах.

Из комнаты Виктора частенько доносилась трескотня швейной машины. Узнав о том, что бабуля Джесс учит его шить, Дин поразилась настойчивости, с которой Виктор овладевал теми навыками, которые до сих пор были ему недоступны. Мало того, казалось, Виктор делает это с удовольствием. Пару раз она подглядывала за тем, как он готовит: он нарезал кусочки мяса с таким вдохновением, что Дин, никогда не любившая заниматься стряпней, в тот миг почувствовала желание поучаствовать в процессе.

Дин сама не заметила, как начала скучать по Виктору: по их ежедневным ужинам, коротким и нелепым перепалкам, по его негодующим возгласам, которыми сопровождались ее попытки заварить чай, по улыбке, с которой он смотрел на детей и изредка награждал ее за то, что она, Дин, была к нему небезучастна. И еще она скучала по его глазам: теплым, гречишно-медовым, глубоким и иногда таким печальным, что сердце сжималось от чувства вины за ложь, которой она опутала этого человека.

Но, несмотря на то, что в душе у Дин поселилась пустота, она и не думала пойти на мировую первой. Да, она понимала, что Виктор во многом прав, но он глубоко обидел ее, задел как женщину.

В один из этих дней Дин впервые за несколько лет встала перед зеркалом и принялась внимательно изучать свое отражение. Перед ней стояла рыжеволосая женщина лет тридцати с пронзительно-голубыми глазами и взглядом, в котором звенела пустота. Рыжие волосы этой женщины были скручены в какую-то загогулину, нелепо торчащую на затылке. Из-под огромного комбинезона, скрывавшего все округлости, торчала заляпанная бог весть чем рубаха с закатанными рукавами.

Дин с отвращением отвернулась от зеркала, и на ее глазах застыли слезы. Странно, что Виктор, считавший себя ее мужем, не сбежал от нее точно так же, как это сделал Норрис. Виктор оказался сильнее и мужественнее, чем человек, которого она когда-то считала близким. Виктор готов был терпеть ее, это чудовище, и облегчать ей жизнь, а она, Дин, оказалась совершенно неспособной отблагодарить его за это.

Дин опустилась перед зеркалом на корточки и горько заплакала. Ее одиночеству было все равно, как она выглядит и что на ней надето, а Дин уже позабыла о том, что не только у одиночества есть глаза.

Виктору было тяжело терпеть эту холодную войну с Дин, которая развязалась по его вине. В конце концов, что он привязался к ее одежде? Пусть ходит, в чем угодно, если ей так удобно. И, если уж на то пошло, не может же она ползать под машиной в сексуальной мини-юбке? Да, благодаря этому их семейный бюджет вырос бы еще больше — но разве ему, Виктору, понравится, когда на его жену станут пялиться всякие наглые клиенты?

Виктор раскаивался не только в этом. Он чувствовал свою вину и в том, что их брак в один прекрасный день превратился из союза любящих сердец в обыкновенное соседство, только им, в отличие от обычных соседей, приходилось воспитывать двоих детей.

Чем чаще он вглядывался в лица детей, тем меньше находил сходства между ними и собой. И Дэн, и Мэгги были похожи на мать, но ни единой черточкой не походили на него.

Хотя те жители Лайтфорда, что успели познакомиться с Виктором, в один голос утверждали, что у детей с ним много общего. Но сам он находил, что если между ними и есть что-то общее, то оно заключается скорее в характерах, нежели во внешности. Дэн, например, не на шутку заинтересовался мифологией — Виктор даже приобрел ему словарь и книгу с пересказом древнегреческих мифов, а Мэгги то и дело приходила на кухню, чтобы предложить себя в качестве помощника повара. И даже попросила Виктора, чтобы он научил ее шить, но в этой просьбе ему пришлось отказать девочке — ведь пока он и сам был скромным учеником бабули Джесс.